…Площадь Пушкина. Середина июля. Уличное кафе. Сижу за столиком. Пью пиво, курю, никого не трогаю. Думаю о своём…
…Целую неделю Москва задыхалась от жары и дыма горящих торфяников, но вчера вечером прошёл дождь и жара СПала. Смог растаял. Открылось синее небо с белыми облаками… Хорошо стало в Москве, приятно…
Сижу, курю… С другой стороны сквера, на скамейке, спит бомж. Ему тоже хорошо. Прохладно... Не трогает никто…
…К моему столику подходит женщина, по виду судя - проститутка. Смотрит на меня пытливо. Наверное хочет продать немного любви… Не знает бедняжка, что продажные женщины, никогда не вызывали во мне никаких чувств кроме отвращения и жалости. Какая уж тут любовь. …Потопталась, потопталась – ушла… Вместо неё прилетели голуби. Много голубей. Ничего не боятся… Ходят себе по столу, воркуют, садятся на плечи, на голову. …Только бы в кружку не нагадили. …А, вообще-то, я голубей люблю. Славная птица… Тихая… Вот вскинулись чего-то, захлопали крыльями… И улетели…
…Сижу, пью пиво… Думаю… Вот хорошо бы, думаю, находиться одновременно в нескольких местах. Ведь мест, которые я люблю, много. И в каждом – свои радости… Вот бы везде сразу и оказаться... А может быть не только в разных местах, но и в разных временах… Или даже, вообще, в разных мирах… Вселенная ведь из многих миров состоит…
...Только успел подумать, а оно, желание-то, - раз! - и исполнилось... Меня сразу стало много... И перед глазами моими… Как бы это тебе объяснить? Знаешь что такое полиэкранное кино? Это когда на одном большом экране идут параллельно несколько фильмов... Как бы на маленьких разных экранчиках... Зритель видит не то, чтобы все фильмы сразу… Его глаза прямо направлены только на одну «картинку», а остальные - он наблюдает боковым зрением…
…Ещё это напоминает икону: средник, а вокруг клейма… Но на моей «иконе» в любой момент можно перевести взгляд, и клеймо сразу средником сделается… А средник – клеймом… Вот по этому принципу я всё и видел. Вернее не видел… а…находился внутри каждой ситуации, жил там, во всех этих изображениях…
…Вот сижу я, значит, напротив «Макдоналдса», пью пиво. И вижу бульвар, фонтан, бомжа на скамейке, памятник великому поэту. В голове у меня вдруг сравнение рождается… Что, мол, памятник этот торчит посреди Москвы как энтомологическая булавка. А на булавку эту вся русская литература наколота… Как живая бабочка… Бьётся она, улететь пытается, но только крылья себе ломает, осыпает с них пыльцу… Такой вот образ вспыхивает замечательный, такая вот оригинальная приходит мысль… И я начинаю её думать… Думать-то думаю, но присутствую при этом и «в другом кино»…
…В нём я лежу на склоне оврага, в Коломенском, … У самого моего лица ромашки цветут… Некоторые, правда, завяли, уж больно лето сухое нынче выдалось… Над головой - синее небо. Плывут белые облака… Внизу люди воду из родника берут, наливают в большие бутылки, в канистры пластмассовые и уносят домой… Откуда-то тихое ржание доносится… Это, догадываюсь, конь Георгия Победоносца рядом ходит… Видно после той страшной битвы, когда распорол Змей конское брюхо так, что внутренности выпали, выжила-таки животина… Вот и хорошо, думаю…
…И здесь думаю, и там думаю… Параллельно... Два потока мыслей ламинарно текут... А может быть и турбулентно... Где? В которой голове? Как? Одна мысль там, а другая здесь? Да нет… Чёрт их знает... И здесь и там… И они между собой связаны, зависят как-то друг от друга, эти потоки... А как - не понятно пока...
…И вот ещё что не понятно. Если я в «одном фильме» поднимаю руку, то кто этого захотел? Руку-то поднять... Кто ей отдал команду? «Я-здешний» или «я-тамошний»?.. Или и тот и другой?.. Или кто?.. Вопрос ещё посложнее «психофизической проблемы»… Впрочем, ладно…
...Так вот этих «фильмов», этих «маленьких экранчиков», этих «клейм» было передо мной великое множество, и в каждом свой поток «картинок», эмоций, мыслей... А то вдруг видел я одну картинку сквозь другую, или даже целую их «анфиладу»... Но в этих многочисленных изображениях, к собственному удивлению, не путался...
...Мало того! Я и в других людях жил, которые кроме меня на «экранах» находились... И когда хотел, а то самопроизвольно «кликал» по человеку и «входил» в него... Начинал видеть мир его глазами, думать его мозгами, чувствовать его телом... Да... А где я находился так сказать «на самом деле», где было то «первичное я», «настоящее», «главное», то, которое видит всех остальных? То есть, где был я? Сам я? Очень быстро это стало мне не понятно... Где? ... Да нигде! Вернее везде!!! В отличие от полиэкранного кино здесь не было наблюдателя вне большого экрана. Каждое «экранное я» являлось таким полноправным наблюдателем... Я стал всеми ими... Одновременно…
…Божественно это было... Радостно... Счастье, одним словом... Оргазм… Полнота бытия... Я понимал, конечно, невозможность происходящего… Но тем не менее был твёрдо уверен, что это не сон и не глюк… Не синдром галлюцинаторно-параноидный… Просто невозможное почему-то сделалось возможным… То есть возможным сделалось всё… Больше скажу… Я вдруг почувствовал даже, что люблю их всех… Кого «всех»? Да всех…
...Так вот, сижу я, значит, пью пиво... Или, например, лежу на склоне оврага… А сам при этом стою на балконе Ливадийского дворца. Смотрю на тихое море, на виднеющийся вдалеке Аю-даг… По синему небу, опять же, белые облака плывут… Вспоминаю, как мы здесь с младшим сыном стояли лет пять назад. …И с Танюшкой-племянницей… Разговаривали… Потом собирали в парке цвет с царской липы… Вечером клубнику с молоком ели… Ночью я записывал что-то в тетрадку, а дети спали… Я на Танюшку посмотрел - вылитая мама моя… Ну вот просто вылитая…
…Стою на балконе, вспоминаю это всё… А сам сижу в метро, на станции Белорусская, ищу документ какой-то в портфеле… А под скамейкой бомба лежит с часовым механизмом… (Да, да, как же, я помню. Это совершенно реальный случай со мной был пару лет назад!). …Вот я там сижу, про бомбу не знаю, разыскиваю лихорадочно свою бумажку… Потом глянул на часы… Мама родная! Опаздываю! Вскочил и бегом к эскалатору… (Бомба рванула через пять минут, но я этого уже не услышал. Только вечером узнал обо всём из «Новостей».)…
…Бегу это я, значит, по площади Белорусского вокзала, а сам иду с экскурсией по Новоафонской пещере… И испытываю, беспричинное, но очень сильное сексуальное возбуждение… Такое, что и сказать нельзя… Вот с чего бы это вдруг? Непонятно… Может быть фрейдистское что-нибудь? Ну там, пещера, озеро, туда-сюда… Или излучение какое-то здесь из-под земли бьёт? А может просто бесы тешатся, людей искушают? …Впрочем остальные-то посетители спокойно себя ведут. Гуляют, солидные такие, вопросы задают экскурсоводу… Но я-то ведь тоже вида не показываю... Ладно, думаю, разберёмся потом…
…Иду дальше по пещере, восхищаюсь красивой подсветкой. …А сам тем временем в поезде еду… Сижу себе в купе, смотрю на пейзаж за окном, коньячку чуть-чуть с соседом приняли… На столике у меня чай с лимоном… И печенье «Земляничное»… Люблю, знаешь ли, вкус железнодорожного чая… И тяжёлые мельхиоровые подстаканники… Сидишь себе, чаёк прихлёбываешь, а за окном бегут места незнакомые… Облака проплывают… Дома стоят, а в них - люди… Интересно… Вообще, обожаю ехать в поезде… Не важно куда… Лишь бы ехать… Раньше мечтал купить билет до Владивостока, чтобы дорога была долгой-долгой… Ну теперь-то на кой он мне этот билет, нет в нём никакой нужды. Буду таким вот чудесным образом путешествовать. Не переставая… Всегда…
…Еду себе в поезде, на облака смотрю, а сам одновременно сижу в гостях у друга своего старого, а любимая его женщина меня по головке гладит. И плачет тихонько…Потому она плачет, что я песню хорошую только сейчас сочинил. Прямо здесь. И спел им под гитару. И тем очень её растрогал. А песню я сочинил на стихи этого своего друга. …Потому, что он поэт… Сейчас вот сидит, и как принято у поэтов, лыка не вяжет… И при этом ухитряется ещё трубку вонючую курить…
…Да и сама женщина тоже уже «тёпленькая»… Говорит, что мы оба с ним гении и поэтому она безмерно счастлива… Правильно говорит, мы действительно гении… А быть рядом с гением, известное дело, – счастье… Тем более сразу с двумя… Даже если один из них и напился как свинья… Я тоже по-своему счастлив, поскольку женщина эта всё правильно понимает и чувствует, а мне, как и любому гению, без музы ну просто никак невозможно. …Да вот ещё халатик у неё расстегнулся, от полноты чувств… И стало видно красивую грудь… А этот дурак совершенно зря назюзюкался…
…Сижу, пью кофей, смотрю на нашу нетрезвую музу… А уж вечер… Даже не вечер, а ночь самая настоящая. …Луна взошла. …Тараканы на охоту вышли. …Сейчас вот последнюю чашку допью и пойду такси ловить. Буду мчаться по Калининскому проспекту, а кругом огни, огни… Красота…
…«Фильмов» этих много, и я догадываюсь, что их может быть ещё больше… То есть сколько угодно, бесконечное количество их может быть… Но я большего числа, наверное, не выдержу… Сил у меня для этого не хватит… Энергия иссякнет сразу… Перегорю, как лампочка Ильича от чрезмерного напряжения…
…И вот, сижу я допиваю остывший свой кофей, а сам при этом стою в одних трусах на берегу пруда в деревне Васькино... Трусы на мне семейные, в цветочек… А думаю я о том, что «бесконечное количество экранов», видит, наверное, Бог. И он, надо полагать, не «блуждает взглядом», не «сканирует» даже, а просто воспринимает всё вместе, всё как есть… Находится сразу везде… На то он и Бог… Человек тоже когда-нибудь научится так видеть… И станет Богом…
…Я размышляю об этом обо всём, а сам параллельно решаю, стоит ли мне сейчас здесь искупаться, или всё-таки конец августа для купания не лучшая пора… Вдруг простыну? Или, того хуже, поясницу прострелит?!.
…А совсем рядом с прудом ещё и речка течёт… Метрах в двадцати, не больше… Узенькая такая речушка, заросшая вся, а рыбы в ней полным-полно… Даже с берега заметно как она гуляет… Толпами… Дети мои как это увидели, бросились сразу к машине за удочками. Я же принялся в земле копаться, червяков добывать. Поймал, правда, только одного…
…А на пруду я оказался вот как… Мы с Илиодором и Иваном, старшими моими сыновьями, а также с Гришкой и Серёнькой, их сыновьями, соответственно, моими внуками, приехали в летний лагерь навестить нашего младшенького, Глеба… Такая вот у нас чисто мужская компания образовалась… Нам вожатые сдали отрока с рук на руки, и мы посовещавшись поехали на пруд… Расположились там на травке рядом с поваленным деревом…
… А у Глеба, оказывается, под глазом фонарь огроменный горит, даже не фонарь, а целый прожектор, - подрался с кем-то в лагере… Рассказывает радостно об этом. Любимых своих, сверхзанятых братьев наш пионер увидеть никак не рассчитывал, да ещё и с любимыми племянниками… Он совершенно счастлив… Как, впрочем, и все они… А уж я-то как счастлив…
…Ничего мы, слава Богу, не поймали… Искупаться я тоже не рискнул… Всё-таки холодновато было… Но пообщались вдоволь. …Что на свете самое лучшее? Самое лучшее на свете - хорошая компания… Потом мы проводили Глеба в лагерь и поехали домой…
…Несусь это я с детьми и внуками в машине по Варшавскому шоссе… А сам яблоки в сумку укладываю… Вместе с Михаилом, братом моим двоюродным. …Я к нему в Каменку заскочил на минутку, проездом. Когда собрался уходить, он говорит: «Давай я тебе хоть яблок нарву… Детей угостишь…» Я смотрю, а он седой уже совсем, Мишенька… Ну, вот просто как лунь седой… А всего-то на два года старше меня… И яблони наши старенькие совсем стали… И дом дедушкин на ладан дышит… Надо бы его отремонтировать капитально… Мишенька мне говорит: «Приезжай в гости вместе со своей Машей… Или как там её… И детей привози… А ещё лучше знаешь что? …Давай, все вместе соберёмся, все двоюродные... Ты с Виталиком, я с братом, Колька с Серёжкой, Лариска с Ольгой… Лёнька… Все, с жёнами, с мужьями, с детьми… А то, что-то мы не знаемся совсем… Нехорошо… Пусть хоть дети познакомятся… Не чужие, всё-таки… А места здесь всем хватит… Шашлычков пойдём в лес пожарим… Грибов нарвём.»…
…Договорились встретиться в следующие выходные. Записал ему свой мобильник. Он пошёл меня к калитке провожать… «А как там, - спрашивает, - тётя Галя с Василием Семёновичем?» «Тьфу, тьфу, тьфу…» «Ну и слава Богу!». Обнялись, поцеловались, и я на станцию потопал…
…Иду по Каменке, детство вспоминаю, а сам всё ещё пиво пью на Пушкинской… Полкружки целых осталось… И думаю, вот тебе и гроб, вот тебе и венчик на лбу… А где-то, оказывается, всё совсем не так… И Мишенька вот жив, и мама… И Танюшка… Хорошо бы, думаю, их тоже проведать, или хотя бы увидеть… Как они там, в других-то мирах?..
…Вдруг смотрю – вот она, племянница моя ненаглядная… Только меня там почему-то нет, в той картинке… А идёт девушка лет двадцати мимо цирка, что на Цветном бульваре… Красивая такая, девушка, высокая… Глаза сияют… Платьице на ней розовое, а в руках держит она прозрачный пластиковый пакет с какой-то мягкой игрушкой… И цветы… А рядом – подружка… Болтают себе как ни в чём не бывало, смеются… К кому-то на день рождения направляются, наверное… Вот и всё, больше ничего я пока не увидел…
…А вместо этого почувствовал, что лежу на кирпичном выщербленном полу. А он холодный, как сталь на морозе… Я был без сознания и вот - очнулся. Одежда на мне зековская, ватник засаленный, номер на груди… Рядом чёрная арестантская шапка валяется.
Приходя в себя вспоминаю, что пытался бежать, и что в меня стреляли… Хотели убить… Или даже убили… Не знаю… Не важно… Я встаю, оглядываюсь и понимаю, что нахожусь в старой, заброшенной церкви… На стенах чёрные образа… Паутина в углах… Давно уже не было здесь человека… Даже иконы никто не украл.
Выхожу наружу… Вокруг - бескрайнее белое пространство… Бесконечный простор... Тундра заснеженная или степь… Я иду по ней, иду и не вполне даже понимаю - куда… К горизонту, к небу ли?.. Иду, иду, иду…
…И смотрю на аспарагус… Лежу в своей постели и смотрю… Как он горит и не сгорает… Как его огненные лепестки мне на лицо падают… А потом вдруг горящий куст отодвигается от меня, отодвигается, будто уплывает куда-то… И я вижу, что он как бы нарисован на небольшом экране, а экранов этих множество и на каждом своя картинка, свой маленький мир… Или, может быть, вход в другой мир… Конечно он там не просто нарисован, он там живёт, мой аспарагус… Мой Ом-ма… Я своим детским умом не могу сообразить что всё это значит, но чувствую необыкновенную, пронизывающую душу радость… И лёгкость… И начинаю переводить взгляд с экрана на экран… Опять вижу горящий куст, потом - светлого младенца, Ивана-дурака вижу в колодце, свадьбу какую-то странную, где невеста в красном платье… И ещё множество удивительных, завораживающих сцен смысла которых понять там я не в силах… И множество людей вижу незнакомых… Вот кто это, например, читает?.. А?!.
…Мама родная! Так ведь это же ты… Ну да, ну да… Я прямо оттуда, из детства, или сквозь него, или уж не знаю как, вижу тебя. Ты меня читаешь… Вот прямо сейчас… Правильно я оттуда увидел? Угадал? Или нет?... Только имей в виду, там я не понимаю, что это ты…
…И себя оттуда вижу… Хотя тоже не узнаю… А интерес к картинке почему-то испытываю жгучий… Вижу вот как сижу сейчас за компьютером… Сижу себе и пишу… Гляжу на полиэкран… Что вижу, то и пишу… Про Танюшку пишу, про Сашу, про себя, про аспарагус… Пишу, смотрю… Смотрю, пишу… И всё вижу…
…Нет, ты представляешь? На одном из экранов я вижу маленького мальчика, себя в детстве, а он, мальчик, видит меня вот сейчас смотрящего на полиэкран, как я здесь перевожу взгляд на другой экранчик, на третий…
…И там, на третьем экране, вижу… То есть живу… Но при этом, конечно, ещё и вижу… Так вот, там я сейчас вижу далёкую звезду… И догадываюсь непонятно почему, что это наше Солнце… А рядом с ним ещё одна звёздочка… Совсем маленькая такая, неяркая… Невзрачная, как песчинка в бесконечном просторе… Это наша Земля, только находится она очень и очень далеко… Песчинка начинает приближаться, приближаться… Быстро… Очень быстро… То ли лечу я к ней, то ли смотрю на неё в некий «трансфокатор».
И вот она уже совсем-совсем близко, голубая наша планета… Настолько близко, что можно разглядеть всё на ней происходящее… Причём вижу я это необыкновенно ясно, подробно, только в невероятном, безумном темпе… История проносится передо мной как курьерский поезд мимо платформы. Только ещё быстрее… В тысячу раз… В миллион… Но я как-то успеваю всё схватывать и запоминать...
…Вот раскалённая кипящая поверхность на которую падают метеориты… А вот уже первобытный океан омываемый грозовым электричеством… Вот безобразные динозавры жрут друг друга в каменноугольном лесу, а вот звери и птицы носятся как угорелые.
Я вижу приливы ледников сменяющиеся отливами, вижу как жадная вода выпивает сушу, как в песке навсегда засыпают города… Вижу сокрушающие всё на своём пути волны народов, электрические дуги войн, и похоронные процессии цивилизаций…
…Неумолимо разрастаются опухоли каменных муравейников, разбрасывая армоцементные метастазы. Встают над землёй атомные грибы. Летают железные птеродактили. Вспыхивает и гаснет огонь. Люди в ужасе бегут от отравленных источников вод.
Земля крутится подо мной с невероятной, ошеломляющей скоростью… Потом её вращение начинает замедляться, замедляться… Я подлетаю всё ближе, ближе… И чувствую полынную горечь её тоски… До меня доносятся запахи бензина, крови, цветов, свежескошенной травы и водорослей выброшенных на берег…
…И вот я уже лечу среди облаков, над белыми горами и зелёными холмами… Над тихим морем… Над ласковым лесом… Лечу медленно… А потом и вовсе зависаю над одной точкой земной поверхности… И вхожу, наконец, в режим «реального времени»… Что там подо мной?...
…Внизу Коломенское… Овраг… Женщина склонилась к роднику… Попила водички из горсти, умылась и пошла себе дальше… Видит человека лежащего на склоне. Устремляется к нему… А тот глядит в облака… Руки его раскинуты… Услышав шаги человек приподнимается… Вскакивает, бросается вниз по склону к женщине, подхватывает её на руки, кружит. Начинает целовать, целовать… Мокрое лицо целует, руки, шею, глаза… Потом они вместе идут по тропинке…
…долго лежат рядом на траве и разговаривают… Голосов не слышно… Смотрят в небо… И так лежат исполненные светом и тишиной…
…А я вхожу в них, в обоих собеседников… Сразу… Соединяюсь с ними изнутри… Прирастаю кожей…
…Диалог их становится моим внутренним диалогом… И я – это они… Но при этом ещё и я сам… Нас трое… И все мы одно…
…Впрочем, нет… Нас не трое… Нас много… Нас мириады…
|
