...После обеда бабуля отправила Сашу гулять во двор. Только во двор! На улицу нельзя! Там можно попасть под лошадь. Или под машину. Или ещё подо что-нибудь можно попасть...
А во дворе было скушно. Глухой зелёный забор. Грязный утоптанный снег. Голые яблони. Завалинка. Больше ничего.
Можно было ещё пойти на зада. Так называлось картофельное поле за домом. Но там тоже нечего делать. Потому, что ребят никого нет. Сашины приятели были старше и учились в школе. Они придут только после обеда. Да и то ещё, может быть, к нему не зайдут.
Единственное осталось развлечение - залезть на забор. Саша умел забираться на него и сидеть верхом на столбе, упершись ногами в слеги. Клал руки и подбородок на шершавые концы досок и смотрел на улицу.
Иногда мимо проезжали сани с лошадью. Изредка - грузовик. Один раз промчалась красная пожарная машина. Проходили люди. Кое-кто разговаривал с Сашей. Всем было смешно, как он сидит. Один прохожий солдат с лопаткой на ремне спросил: «Ну что, петух, сидишь?» «Сижу»,- грустно ответил Саша. «Ну, сиди-сиди»,- сказал солдат и отправился дальше.
Потом прошёл какой-то незнакомый мальчишка в рваном пальто и с рваным же портфелем. Саша ему крикнул: «Э-э-й!» Тот подошел, солидно шаркая ногами. «Чего тебе?» - спросил. Саша не знал, что сказать. Засмущался. А потом выпалил: «Заходи ко мне… Поиграем… во что-нибудь». «Чи-и-во?! - презрительно сощурился мальчишка Ты кого зовёшь, сопля зелёная? Я вот тебе щас поиграю. Поймаю, да уши оболтаю.» Цыкнул слюнями сквозь зубы и ушёл.
Саше стало стыдно. И грустно. И совсем уж скушно. Когда же это противное утро наконец кончится? Скорей бы ребята из школы вернулись…
…всё не было и не было… Саша совершенно изнемог от ожидания. Когда же Манюнька и Кравец показались наконец из-за сарая, он от радости чуть не описался. Юрка помахал ему рукой. «Санёк! Пошли на зада, подухаримся».
Саша, обдирая руки, скатился с забора и, топая калошами, побежал к ребятам. Пацаны ухмылялись. Оба они были в керзовых сапогах. Телогрейки подпоясаны ремнями. Да не детскими, как у Саши, и не школьными даже, а ремесленными. Бляхи у таких ремней были не медные, а железные, с переплетёнными буковками «Т» и «Р».
Вместе с друзьями Саша пошёл на поле. Снег там был твёрдый, слежавшийся, во многих местах посыпанный коричневой золой…
Духарились же ребята так. Кравец спросил: «Ну чего, Санёк, курить есть?» «Не-а,- сказал Саша, - нету». «Жаль, - сказал Кравец, - а то я, блядь, со вчерашнего дня не курил. Хоть бы чинарик найти, а то уши пухнут».
Саша удивился. Почему он спросил? Он же знает, что у Саши не может быть папирос. Да и сам Юрка при нём ни разу ещё не курил.
Манюнька засмеялся и сказал: «А давай Саньку мудохать.» И они стали беззлобно и не очень больно пихать его кулаками в грудь. И ещё давали ему пендалей. Саша несколько раз падал, пытался убежать. Но от них разве убежишь...
Саша терпел-терпел и заплакал. Не от боли заплакал, а от обиды. Они же его друзья. Он же их любит. Ждал их ждал… А они теперь его... мудохают. Почему? За что?
Саша взял, да и стукнул Манюньку ногой по сапогу. «Ах, ты ещё сопротивляешься, сука! Ты по косточке бить!» - заорал тот и по-настоящему, больно, ударил Сашу кулаком в зубы. Губу до крови разбил. После этого друзья кончили его мудохать. «Смотри, бабке не протрепись! - сказал Кравец, - А то поймаем, воще убьём».
И ушли. А Саша снова остался один. Он поплёлся домой. Сел на терраске, забился в уголок и заплакал. Плакал-плакал да и уснул. А закат разбросал по замёрзшим стёклам золотые и малиновые искры...
|
