Лейтенант его похвалил за сознательность. И отпустил с богом. А тому куда деваться? Паспорт они гады зажали. Трупам, говорят, паспорта без надобности. Им свидетельство о смерти положено иметь. Пусть жена получит в загсе.
Тогда мужик спрашивает, а как насчет "гробовых"? Он, мол, слыхал, что малоимущим покойникам пособие дают. На похороны там или как. Мент говорит: Не наши проблемы. Иди в собес, узнавай. …Ну, хрен ему там, конечно, чего выписали.
...А жена получила…
Утопленника, ну того, настоящего, закопали, поминки надо справить. Вот приходит Пинтюхаев домой. Как это, говорит, можно, самого себя да не помянуть? Ну то есть выжрать на халяву захотел... Там гости уже накушамшись сидят, хазбулата затянули… А тут этот!
Детишки увидали папку, выбежали, плачут-заливаются. Мертвяк пришёл! Мертвяк пришёл!- кричат. ...Вдова пинтюхаева от амбала своего отлепилась и с пьяных глаз целоваться полезла. Усопший её конечно «облобызал». От всей души… Мордой в тазик с винегретом засунул и подержал там маленько.
...А когда она оттуда с красной мордой выкарабкалась, всё ей и высказал. Ты что, мол, курва, забыла? Я ж теперь покойник. И здесь нахожусь как бы в командировке. Поняла? На правах отмороженного привидения. Вот так вот! Мне теперь всё можно. Щас пулемёт из-под кровати достану и устрою вам тут маленький прощальный салют. Во, поминки будут! Навсегда запомните, суки. Если кто в живых останется, конечно…
Ну, насчёт пулемёта, это он преувеличил немножко. Откуда пулемёт в те-то годы? Просто попугать решил ради праздничка. А они, дураки, поверили.
Деваться некуда, налила ему тёща стакан самогонки, уважила. Потом другой. Огурчика отрезала солёненького, сальца с чесночком...
Помянул он себя. Душевно помянул, как положено. Речугу толкнул. Какой, мол, усопший был замечательный работник и отличный семьянин. Так хорошо сказал, что тёща расплакалась даже. Причитать начала. «Куда ж ты от нас уходишь? Да на кого ж нас оставляешь? Тебе бы ещё жить, да жить...» Жена на неё смотрела-смотрела и тоже заголосила. Потом и хахаль подключился. Плачут родственнички, убиваются… Короче, всё путём…
Кандыба тоже всплакнул от жалостных таких слов. Рано, подумал, ухожу. Рано! Но, видать такая судьба…
…Стол им, однако же, для порядка опрокинул. Телевизор в окошко выбросил. И отправился на работу. Ну, у них после этого веселье, конечно, пошло уже не то…
Приходит. А его, оказывается, уволили. Жена, гадюка, и здесь не поленилась. Начальник в цех не пустил даже! Утопленникам, говорит, по технике безопасности не положено. Мы на венок скинулись? Скинулись! Некролог написали? Написали. Чего тебе ещё? Спи спокойно дорогой товарищ, Родина тебя не забудет. …А алкашей у нас и без тебя как грязи.
Что делать? Он, как затравленный волк - к себе во двор. Там - компания, кореша сердечные. Но и они поначалу чегой-то заменжевались. Только когда Пинтюхаев пару пузырей достал из широких штанин, вроде у них отлегло. Признали…
Посидели чуть-чуть, выпили за упокой души, царствие, мол, небесное и земля чтобы, значит, пухом... Потом ещё гонца послали… Друзья к нему с сочувствием, не горюй, братан, все там будем. Старушка-соседка записку с чириком суёт. Передай, говорит, на том свете моему Феденьке. Во, дура, блин! …Чирик, однако, взял, не побрезговал. Чего деньгам пропадать…
И загудел Кандыбаев с горя от такой свободы воли ещё недели на две. С кем пил? Где? На какие деньги? Что после этого делал? Никто не знает. Всё. Провал. Тьма египетская. Туман чёрный.
|
