…Еле-еле на смену успел. Смотрю, Федя уже на заводе. В курилке газировку из автомата пьёт. С солью. Я тоже полечился малость. Перекурили. Рассказал ему чего было.
-Ну что ж, - говорит, - Серёга, молодец. А вот теперь настал твой звёздный час. Главное испытание.
-Что за испытание? – спрашиваю.
- А надо тебе иудин подвиг повторить.
-Как это, господи?
- А просто. Иди, да заложи меня. Можно по телефону. Только потом не переживай сильно. А то предшественник твой слаб в коленках оказался. Сделал доброе дело, а потом пошёл да и удавился дурак.
И так мне, Васёк, муторно стало. Ты себе не представляешь. Я всю жизнь стукачей терпеть ненавижу. А тут на тебе... Сам становись. Но с другой-то стороны, если для дела нужно... Сам человек просит...
Ну что... Пошёл, стукнул. Говорю им в трубку изменённым голосом: «Хочу сообщить сведения насчёт вчерашнего нападения в Парке культуры. Виновник – такой-то. Живёт - там-то. Место работы - то-то... Имеет преступное намерение спасти человечество посредством аморальных заповедей и простого мордобоя. А дома у него - вещественное доказательство, то есть деревянная нога».
-Кто звонит? - спрашивают.
- Простой советский доброжелатель, - говорю. И трубку – на рычаг...
Только отзвонил, бежит Федя. «Ну что, - спрашивает, - стукнул?» «Стукнул» - говорю. «Ах ты метеёр, - говорит, - мать твою за ногу! Стукач паршивый. Вечно поспешишь где не надо». «А что случилось?» - спрашиваю. «Да я оказывается не Христос никакой! Мне только вот сейчас открылось. Голос был. И ещё – видение».
-Кто же ты, господи? - спрашиваю. А сам просто не знаю что и подумать.
-Не говоги мне больше «господи», а зови пгосто, «майн фюгег». Поскольку я, оказывается, есть никто иной, как Ленин-Сегодня. Вот так-то, Феликс Эдмундович. А сейчас нам, батенька, пгидётся отсюда удигать. Я из-за вашей агхиглупости на катогге пагиться не собигаюсь.
И как кинется к проходной. Я - за ним. Выбегаем. А мороз ещё такой! Мы - в одних спецовках... Ну не важно. Я ему кричу: «Майн фюрер, а майн фюрер! Куда ж мы теперь?»
-В газлив, батенька, в газлив! Мне заветы надо написать сгочно. А завтга у нас после завтгака, воогужённое востание, о необходимости котогого вы мне все уши пгожужжали.
-Ох, - говорю, - майн фюрер, не бережёте вы себя.
-А ви, таварищ Берия, лучше памальчите. Это па вашей вине ми здесь аказались! И партия с такими шутить нэ будет!
Тут у меня мозги совсем раком встали. Ну - Христос, ладно. Владимир Ильич - куда ни шло. Но какой же из меня к шуту Берия? И причём здесь толчёное стекло, ёлкин дед? «Может у него, - думаю, - с головой не всё в порядке?»
А мы как раз до метро «Площадь Ильича» добежали. Федя шасть от меня - и к своему памятнику. Влез на постамент, за ногу бронзовую ухватился и пошёл «Вихри враждебные» голосить.
Но тут-то уж ему подухариться не дали. Откуда ни возьмись менты налетели, дружинники. Стянули, болезного. Руки ему за спину. И в воронок. Только я его и видел, ёлкин дед.
|
